Разговор с Анор Тукаевой: как личная боль рождает общественное дело
В сентябре команда Фонда друзей Коломны провела четыре дня в Крохино, размышляя о стратегии развития фонда, о том, как вовлекать сообщества и повышать ценность сохранения наследия.
А сразу после этого мы поговорили с Анор Тукаевой, учредителем и директором Благотворительного фонда «Центр возрождения культурного наследия «КРОХИНО», которая уже более пятнадцати лет занимается сохранением затопленного храма-маяка на Белом озере. Разговор затронул личные мотивы, вызовы благотворительности в сфере культуры и поиск нового языка для разговора о прошлом.
Про наследие и внутреннюю мотивацию
— Как ты пришла к теме сохранения наследия — что в ней оказалось для тебя личным?
Есть образы, которые становятся символами. Для Белого озера это — храм-маяк, церковь Рождества Христова в Крохино. Полвека она стоит в водах, и за это время ее увидели, сфотографировали и навсегда запомнили более полумиллиона человек. Ее внезапное появление на горизонте подобно чуду. Но чудо это — горькое: белые стены возвышаются не на твердой земле, а посреди водной стихии, напоминая о хрупкости нашей памяти.
Первая встреча с Крохинским храмом вызвала острое ощущение какой-то колоссальной несправедливости от того, что такие памятники погибают стремительно, быстро и безвозвратно. Так не должно быть. Главный мотив — так не должно быть!
— Что оказалось самым сложным за годы работы — физически, организационно, эмоционально?
— Понятно, что и физически и организационно наша работа требует больших ресурсов. В Крохино многое мы делаем своими руками, без специальной техники: завоз материалов по воде, разгрузка вручную… Иногда это действительно сложно физически.
Но с эмоциональной точки зрения, сложнее бывает непонимание: когда ты болеешь проблемой сохранения наследия и памяти, понимаешь ее изнутри, но не всегда видишь ответное понимание в глазах людей. Это, особенно в первые годы работы, достаточно тяжело воспринимать. Иногда кажется, что где-то ты плохо объясняешь, недорабатываешь.
— Что считаешь главным результатом — восстановление места, формирование сообщества, изменение отношения людей?
— На самом деле, оно работает именно в комплексе. Невозможно изменить отношение людей, если не меняется облик места. Если не происходит вот это восстанавливающее действие, отношение не будет меняться. Оно меняется тогда, когда есть цепочка действий: собрали деньги, провели работы, произошли изменения. И вот тогда, когда ты видишь, как этот рубль работает, тогда будет меняться отношение.
Когда проводятся какие-то масштабные сборы, волонтерские работы, параллельно формируется сообщество, и всё вместе способно изменить отношение еще большего количества людей.
Про благотворительность и общественное участие
— В России не распространено донорство в сфере культуры и наследия. Почему, на твой взгляд, так происходит, и что может изменить ситуацию?
— Думаю, это не принято считать острой социальной проблемой. Вроде как нет страждущих людей «здесь и сейчас». Мы привыкли к социальной благотворительности, когда нужно помочь срочно конкретному человеку. С наследием ситуация другая. От неблагоустроенной и руинированной исторической среды страдают, разумеется, все, но при этом кажется, что за это ответственно государство или некая абстрактная администрация. Поэтому людям неочевидно, что они могут изменить это своим участием.
К тому же нет большого кредита доверия в этой сфере. Сначала должен появиться понятный и видимый для большинства результат, и только тогда, появится доверие и возможность привлекать к участию более широкую общественность.
— В одном из обсуждений ты сказала, что «мы все выросли травмированными руинизированным прошлым». Что ты вкладываешь в это понятие?
— Это общая травма для многих поколений, выросших во второй половине XX века. Мы все росли среди деградирующей окружающей среды, постепенной руинизации и утраты памятников. И это не могло не оставить определенный след: ощущение того, что это обыденно. И ощущение нормальности по отношению к этому очень пагубно влияет на всех нас: произошло привыкание, мы приняли это как данность. Стало привычным проходить мимо и не замечать разрушенную историческую среду, отводить взгляд от обветшалых фасадов, утешая себя мыслью: «Кто-нибудь другой обязательно возьмётся за их спасение». Ведь это не наша личная ответственность.
Но вот-вот наступит момент, когда от многих старинных зданий, особенно в глубинке страны, останутся лишь руины, вернуть облик которых будет уже невозможно. Что останется нашим детям? Что мы сможем им передать, кроме старых фотографий с изображением мест, которых уже не существует?
— Что помогает выстраивать доверие к таким проектам — что работает, а что нет, на твой взгляд?
— Важно, чтобы во время реализации проекта формировалось сообщество, потому что оно будет представлять этот проект, говорить: «Мы видим, как это происходит, мы участники, мы соучастники».
Чем больше будет таких общественных амбассадоров, тем легче будет объяснять значимость проектов. По сути, это низовое формирование запроса на изменение ситуации. Государство начнет менять политику ровно тогда, когда увидит такой запрос в обществе. Сейчас его нет — и получается замкнутый круг. Он начнет меняться только тогда, когда появится запрос в разных форматах и на разных уровнях.
Про современный язык и коммуникацию
— Мы часто в обсуждениях говорим о поиске «нового языка» в разговоре о наследии. Каким он может быть, чтобы быть понятным людям разного возраста и опыта?
— Чтобы разговор о наследии задевал за живое, ему нужен новый голос. Сухой язык официальных справок и музейных табличек оставляет сердца равнодушными. Он не рождает того трепета, без которого памятник остается просто старым зданием.
Вот почему для каждого места, для каждого сообщества нужен свой, особый язык. То, что откликнется в жителе мегаполиса, может быть чуждым для человека из маленького города или села. У каждой территории — свой ритм, своя память, свои коды, которые нужно прочувствовать и понять.
Самое главное — говорить искренне и честно. Говорить с людьми на их языке, без казенных штампов, объясняя истинную ценность — не с точки зрения архитектуры, а с точки зрения жизни. Ведь любое наследие — это, в первую очередь, история о людях. Его создавали человеческие руки для человеческих нужд, радостей и скорбей. В этом его главная сила и смысл.
Про настоящее и будущее
— Как изменилась твоя собственная оптика за годы работы — что ты теперь видишь в работе своего фонда иначе?
— Моя оптика менялась, безусловно. Я занимаюсь этой темой уже 17-й год, и это целая отдельная жизнь внутри моей жизни. То, с чего мы начинали, сейчас сдвинулось с мёртвой точки. Есть с кем поговорить, кому рассказать. Всё-таки эта тема развивается, она имеет колоссальный потенциал.
Самое главное — происходят изменения на местах, и мы видим отклик местных жителей. Наверное, это самая дорогая обратная связь. Её очень трудно заслужить, потому что высока степень недоверия к такого рода проектам. Поэтому получать эту обратную связь – это большая радость. Только так можно понять, что мы не зря идём этим путём, что изменения действительно происходят. Они очень медленные, потому что мы работаем с системой, которую трудно менять — с той самой руинированной средой, к которой люди привыкли. Но когда изменения происходят, это награда для всех участников.
— Есть ли для вас ориентиры — люди, проекты, города, у которых стоит учиться?
— Ориентиры для нас — это города и проекты, в которых есть люди, которые развиваются сами и развивают вокруг себя территории. Среди ближайших коллег территориально назову Тотьму. Это потрясающий тандем: есть музей, есть фонд, занимающийся городскими проектами, есть администрация, которая чутко поддерживает инициативы. Это точка, где это действительно всё работает.
Классный пример из Вологодской области – село Устье. На базе Дома Никуличева сейчас развивается большая активность внутри одного села с богатой историей.
Безусловно, для меня одним из ярких, успешных проектов являются проекты «Коломенского посада» и те, что будет реализовывать Фонд друзей Коломны. Я верю в эти проекты и с большим интересом буду следить за их реализацией.
— Как ты видишь будущее таких инициатив в России? Возможно ли выстраивать их устойчиво и системно?
— Сейчас вообще сложно прогнозировать будущее. Правильнее говорить о намерениях и стремлениях. Очень хочется верить, что инициатив будет становиться больше, и они будут задавать новый тренд, влиять на государственную политику, формировать общественный запрос.
Говорить о системности сложно, потому что территория страны огромная, и то, что получается в одном городе, может не получиться в другом. На это влияет множество локальных особенностей.
Здорово, если проектов будет становиться больше, они начнут развивать вокруг себя сообщество и тем самым формировать общественный запрос. Когда-нибудь это будет работать более системно, но на стадии формирования такой сферы говорить о системности преждевременно. Одним словом, будет здорово, если такие проекты будут возникать, развиваться и становиться сами по себе устойчивыми.
